утро раннее.темно.
шум с улицы уже. как в детстве.
сначала, когда еще толком не понимаешь, что утро - сквозь щелку между шторами проникал холодный, морозный свет и запах куста сирени, который, хоть и стоял почти весь год голый - пах очень сильно. пахла его кора, веточки, маленькие, не развитые почечки.я хорошо помню тот запах.
раньше именно он начинал мое утро.
когда я был маленьким, мы жили на втором этаже и я хорошо слышал все, что происходило на улице.
сначала - легкий щелчек.это выключились старые фонари. потом можно было хорошо и четко расслышить шаги первых, кто появился на улице. мягкий и размереный хруст снега под женскими ногами, тяжелый и почти до конца приглушенный - под мужскими, а если были дети, то мелкий, частый и звонкий скрип снега.
потом заводились машины и люди начинали разговаривать. не громко, между собой, но многое было слышно. даже не слова - интонация.ласковая такая, утро же.
появлялся привычный шумовой занавес, и тут!..
это звуки метлы. дворник выходил в наш закрытый дворик, где между двумя старыми домами и была-то одна не широкая улочка, и начинал мести по асфальту.
вшшшших! - пауза - вшшшших! - пауза - вшшшших!
тогда я открывал глаза.
сейчас, конечно, я почти не слышу того, что происходит внизу, я живу на 16-том этаже, и просыпаюсь от нелепого в утренней тишине звонка будильника.
и в мое окно не заглянет куст сирени, как раньше. под моим окном рос единственный куст белой сирени на всей аллее вдоль дома.
но в памяти оно часто предстает живое и свежее.и моя белая сирень, холодная и горьковато пахнущая.
шум с улицы уже. как в детстве.
сначала, когда еще толком не понимаешь, что утро - сквозь щелку между шторами проникал холодный, морозный свет и запах куста сирени, который, хоть и стоял почти весь год голый - пах очень сильно. пахла его кора, веточки, маленькие, не развитые почечки.я хорошо помню тот запах.
раньше именно он начинал мое утро.
когда я был маленьким, мы жили на втором этаже и я хорошо слышал все, что происходило на улице.
сначала - легкий щелчек.это выключились старые фонари. потом можно было хорошо и четко расслышить шаги первых, кто появился на улице. мягкий и размереный хруст снега под женскими ногами, тяжелый и почти до конца приглушенный - под мужскими, а если были дети, то мелкий, частый и звонкий скрип снега.
потом заводились машины и люди начинали разговаривать. не громко, между собой, но многое было слышно. даже не слова - интонация.ласковая такая, утро же.
появлялся привычный шумовой занавес, и тут!..
это звуки метлы. дворник выходил в наш закрытый дворик, где между двумя старыми домами и была-то одна не широкая улочка, и начинал мести по асфальту.
вшшшших! - пауза - вшшшших! - пауза - вшшшших!
тогда я открывал глаза.
сейчас, конечно, я почти не слышу того, что происходит внизу, я живу на 16-том этаже, и просыпаюсь от нелепого в утренней тишине звонка будильника.
и в мое окно не заглянет куст сирени, как раньше. под моим окном рос единственный куст белой сирени на всей аллее вдоль дома.
но в памяти оно часто предстает живое и свежее.и моя белая сирень, холодная и горьковато пахнущая.